Сказки с потолка. Миф – линза, фокусирующая реальность в точке максимального смысла - Евгений Терехин

– Что-то у меня кухонная утварь совсем пришла в негодность, – жаловалась хозяйка соседке.

– Да выбрось ты её, новую купишь, – утешила её соседка. – Только продукты переводишь.

А плита всё шипела да подтрунивала над кастрюлями и сковородками:

– Ну что, даже яичницу сжарить не можешь, ууу-тварь.

Слушать это было невыносимо. Только по ночам могла утварь прийти в себя и немного забыться. Подолгу смотрела она в окно на звёзды и думала, какие они красивые и яркие. И имена у них небесные – звёзды. С таким именем разве можно не сиять.

И вот как-то раз смотрела она в окно на одну маленькую звёздочку, которая висела прямо напротив месяца.

– Здравствуйте, – вдруг сказала звезда. Утварь вздрогнула всеми своими кастрюлями, которые, звякнув, издали характерный хрустальный звон.

– Скажите, кто вы и как вас зовут?

Что-то сжалось внутри утвари, и она тихо произнесла с дрожью в голосе:

– Утварь.

– Как?

– Утварь. – Она была готова провалиться сквозь землю.

– О, Божественная утварь, – произнесла вдруг звезда, – в сияющих недрах которой отражается небо, не могла бы ты выполнить одну мою просьбу? Ибо воистину только Божественное творение может производить такое чудесное благоухание, какое восходит к небесам каждый день из этого окна. Ты смиренно принимаешь в себя всё, что кладут в твои сияющие сосуды, и своей кипучей, бурлящей и клокочущей энергией неприметно преображаешь всё это в восхитительные яства. Все звёзды на небе хотели бы носить твоё имя, ведь оно источает дивный аромат. Позволь мне называться небесной утварью.

– Но…, – заикаясь, пробормотала утварь, – утварь это вовсе не красивое имя. И потом вы же – звёзды, вы так сияете.

– На небе главное не сияние, а благоухание. Здесь и так всё сияет. А когда на земле кто-то смиренно принимает в свои недра всё, что посылает ему небо, от него вдруг начинает восходить к небу дивное благоухание. Все звёзды на небе тогда приклоняются к земле, чтобы насладиться этим дивным ароматом, который так редко достигает небес.

Ох, как бы и нам хотелось благоухать так же, но для этого нужно спуститься на землю. Ведь благоухать может лишь тот, кто оставил небеса, спустился на землю, испачкался в саже и копоти, а потом, превратил всё ниспосланное в небесный пир. Мы же звёзды слишком привязаны к небу. Поэтому наш удел – холодное сияние. Но если у меня будет твоё имя, быть может, и я когда-нибудь спущусь на землю.

– Ну… хорошо, – пробормотала утварь, – не совсем понимая, что происходит.

– Ура! Теперь я небесная утварь! – заблестела от счастья звезда и вдруг задрожала, закачалась на небе и в следующее мгновение яркой серебряной лентой скатилась на землю.

– И я, и я небесная утварь, – завопили другие звёзды, – и вдруг начался такой звездопад, какого ещё никто никогда на небе не видел. Миллионы звёзд одна за другой падали на землю и кричали: «Я – небесная утварь!»

Засмотревшись на это зрелище, утварь не заметила, как пришло утро, на кухню вошла хозяйка и принялась жарить яичницу.

– Пшшш, – насмешливо зашипела плита, – что, щас опять активированный уголь произведёшь? Ууу-тварь.

– Я небесная утварь, – вдруг раздалось где-то за окном, и плита, дернувшись всем корпусом, с изумлением уставилась в небеса.

А утварь лишь улыбнулась и принялась тихонько поджаривать то, что попало в её сияющие недра. По всей кухне стал распространяться чудесный аппетитный запах жареной глазуньи.

– Ух-ты, как сегодня пахнет, – улыбнулась хозяйка и, подойдя, бросила в яичницу немного свежего укропа.

– А плиту-то надо менять, – сказала она вслух, – что-то дёргаться стала.

Пара носков

На полке в шкафу жила-была пара носков. И вечно они теряли друг друга.

– Где же моя пара, – всё спрашивал один носок, протискиваясь между завалов трусов да маек, – куда она опять запропастилась?

– Вечно его не доищешься, – сетовала его пара, – уже весь дом перевернули.

Вообще-то рядом валялось много таких носков, потерявших пару, и все они грустно смотрели друг на друга, понимая, что никто другой им, конечно, не подойдет. Бывали попытки собрать пару из похожих носков, но они выглядели как-то нелепо друг с другом и скоро понимали, что без своей пары они ничего не стоят.

И вот лежит носок на полке и думает: «Куда же девалась моя пара? Только вчера мы были на короткой ноге. Помню, вечером нас бросили в стиральную машину. Я долго мялся да крутился вокруг неё – всё боялся потерять. А потом как пошла эта пена, глаз и замылился. Больше я её не видел. Но, может быть, она ещё на сушилке. Подожду».

И он подождал, но его пара не явилась ни вечером, ни через неделю. Со временем он привык к обществу таких же одиноких носков, как он. Они лежали грудой в углу полки, потеряв всякий интерес к жизни. Каждый знал, что он, по сути, просто тряпка.

Каждый вечер, когда на полку клали новые свежие вещи, носки без пары тревожно вглядывались во вкусно пахнувшие сорочки, не торчит ли из них хотя бы краешек его пары. Некоторым везло, и тогда счастливчик нередко скатывался без чувств прямо на середину полки, и пару тут же замечали и брали в дело. Остальные завистливо глядели им вслед и вздыхали.

Но счастливые воссоединения длились недолго. Вернувшись с прогулки и повертевшись в барабане стиральной машины, пары частенько снова распадались, и счастливчик снова оказывался в груде носков-одиночек.

– Может, всему виной стиральная машина? – подумал однажды наш носок. – Или сушилка, с которой мало кто возвращается? Где же, в каком месте я её теряю?

– Вечно вы, носки, места себе найти не можете, – прокряхтела как-то раз старая клетчатая рубашка с полуоборванными пуговицами.

– И то верно, – вздохнул носок. – А что это ты делаешь, – спросил он, увидев, как рубашка методично обматывает свои полуоборванные пуговицы нитками, которые распустились у неё вокруг петель.

– Привязываю к себе то, что всё время норовит оторваться. Они, пуговицы, такие – упустишь и не поймаешь. А что я без пуговиц? Тряпка.

Носок задумался.

– Так вот оно что! – вдруг воскликнул он радостно. – Когда-то и мы с моей парой были связаны нитью, но эту нить оборвали! И теперь нас ничего не связывает. Вот почему мы теряемся. Как же нам снова привязаться друг к другу?

– Ясно как, – бросила рубашка, продолжая обматывать пуговицы бахромой, обильно свисавшей вокруг петель, – ты же весь состоишь из нитей. Надо только, чтобы они не вокруг тебя крутились, а протягивались к другому. Потом эти нити сплетаются в крепкие связи. Чем крепче объятья, тем меньше шансов оторваться друг от друга во время большой стирки.

– А что это за стирка?

– Это особо длинная программа, которую выдержать могут лишь те, кто крепко связан между собой.

Носок попробовал оторвать от себя одну ниточку и поморщился:

– Не очень-то приятно.

– Это поначалу. Как только начнешь, войдешь во вкус. А уж когда возникнет между вами связь, поймешь, что лучше этого ничего и нет на всём белом свете.

И стал наш носок понемногу отдирать от себя ниточки. Сначала одну, потом другую. Встретившись со своей парой, он то и дело протягивал к ней эти ниточки, но нитей было слишком мало, и поначалу они всё время рвались. Но он не оставлял дела. И вот, наконец, вокруг него уже висела пышная бахрома.

Его паре сначала не очень-то нравился его патлатый вид, но уж больно настойчиво протягивал он к ней свои нити, что она решила тоже протянуть к нему свои и через некоторое время они уже так переплелись, что были не разлей вода.

И вода их действительно больше не могла разлить. Когда, наконец, настал час большой стирки, они протянули друг к другу все свои нити, сплелись в тесных объятьях и стиральная машина, сколько ни билась, сколько ни пенилась, только крепче затягивала их многочисленные связи.

Помятые, пообтрёпанные, они, наконец, выбрались с сушилки и довольные хлопнулись на полку в полном изнеможении – бок о бок.

– Эх, старая уже пара, – сказала хозяйка, перебирая носки, – выбросить что ли?

Но, с минуту поколебавшись, она бережно положила их обратно на полку:

– Нет, оставлю. Эти – особенные, они почему-то никогда не теряются.

Мальчик Сёма

Жил да был на свете мальчик Сёма, который никогда не мыл уши. И вот однажды говорит ему правое ухо: «Сё ма, помой меня!»

– Ну ладно, помою, – сказал Сёма, – и помыл. Взял мыло, намылил палец и вычистил правое ухо.

– Спасибо, – говорит правое ухо, – я тебе отплачу.

– Как? – удивился Сёма.

– Я буду слушать песни звёзд, – ответило ухо.